Художник Нестеров и его картины объединены темой «Святая Русь»

нестеров художник

Михаил Васильевич Нестеров – необычный художник со своей собственной идеологией и особыми предпочтениями.  В искусстве его направляла вера в мистику, истоки которой уходили в далекое детство. К главной своей теме «Святая Русь» художника привели немалые душевные муки. Тема была выстрадана горем и тяжелейшими испытаниями. Художник Нестеров и его картины, объединяемые этой темой, неразделимы. Главный труд своей жизни «Видение отроку Варфоломею» он сравнивал с самим с собой. Мастер верил в то, что он будет жить после его смерти, если «Отрок Варфоломей»  через тридцать и пятьдесят лет еще будет что-то говорить людям. Картина — это голос автора, и он до сих пор звучит.

Содержание

Биография художника

В книге «Давние дни» Михаил Васильевич Нестеров повествует о своей жизни:

«В тихий весенний вечер 19 мая 1862 года, в Уфе, в купеческой семье Нестеровых произошло событие: появился на свет Божий новый член семьи. Этим новым членом нестеровской семьи и был я. Меня назвали Михаилом в честь деда Михаила Михайловича Ростовцева».

художник михаил нестеровЭта книга вышла в свет незадолго до смерти художника, в ней он много рассказывает о своем детстве.

На момент рождения Михаила в семье из девяти старших детей в живых осталась одна сестра (старше брата на 4 года). После сына Михаила у Василия Ивановича и Марии Михайловны Нестеровых родилось еще двое детей, но они умерли в младенческом возрасте.

По воспоминаниям Михаила Васильевича его семья жила дружно, несмотря на страшные утраты.

Родители, заметив в сыне неспособность к торговле, отправили его учиться в уфимскую гимназию. Об этом эпизоде жизни художник писал:

«с ранних лет чувствовал себя чужим, ненужным в магазине и умел продавать только лишь соски для младенцев и фольгу для икон…»

С 12 лет Михаил учился в Москве в реальном училище К. П. Воскресенского, в 15 лет по инициативе отца поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. С 1881 года одновременно он учится в Петербургской Академии художеств у П. П. Чистякова. В Академии Нестеров знакомится с Врубелем.

На летних каникулах, проведенных в Уфе, произошла встреча художника с Марией Мартыновской.

В 1885 году М. В. Нестеров блестяще оканчивает училище, получив медали за рисунок и за этюд. Учеба за последние месяцы учебы подорвала его здоровье, и он слег в постель. Узнав о болезни друга, Мария Ивановна Мартыновская приехала к нему из Уфы по распутице.  Ей пришлось добираться до Оренбурга на лошадях.

В тот же год Михаил и Мария обвенчались, не получив согласия родителей жениха на ранний брак. Свадьба прошла скромно (денег хватило только на самое необходимое). Ее веселую атмосферу нарушило одно неожиданное событие, которое художник принял за некий «знак».

М. В. Нестеров вспоминал:

«После венца мы собрались все у сестры жены. Стали обедать. И в самый оживленный момент нашего веселого пирования бывшего на свадьбе доктора-акушера вызвали из-за стола. Вернулся – опоздал, больная уже умерла… Все это тогда на нас произвело тяжелое впечатление, конечно, ненадолго, но хорошая, веселая минута была отравлена. В душу закралось что-то тревожное…»

Молодые супруги жили скудно, но счастливо. После свадьбы выяснилось, что у Марии будет ребенок. Нестеров тогда работал над большим полотном, а молодая жена заходила к нему и шутила: «Ты не мой, Мишечка, ты картинкин».

27 мая 1886 года Мария Ивановна почувствовала себя плохо и ее отвезли к акушерке. Вечером родилась девочка. Художник вспоминал:

«Этот день был самым счастливым днем в моей жизни… Я бродил ночью по набережной Москвы-реки, не веря своему полному, абсолютному счастью… Так было до следующего утра…»

Утром роженице стало хуже.

«Было тогда воскресенье, Троицын день, ясный, солнечный. В церкви шла службы, а рядом, в деревянном домике прощалась с жизнью, со мной, со своей Олечкой моя Маша. Я был тут и видел, как минута за минутой приближалась смерть».

Позже художник задавался вопросом: «Как пережил я эти дни, недели, месяцы?»

Он понимал, что его спасением от въедливой тоски стали хлопоты о новорожденной, примирение с родителями и работа.

Впоследствии Нестеров признался:

«Любовь к Маше и потеря ее сделали меня художником, вложили в мое художество недостающее содержание, и чувство, и живую душу, словом, все то, что позднее ценили и ценят люди в моем искусстве».

Приход художника к теме «Святой Руси» в конечном счете объясняется переживанием утраты близкого человека. Смерть жены он воспринял как некое испытание, посланное во искупление неисполнения родительской воли.

На выбор собственной темы повлияло и знакомство с кружком В. Д. Поленова и поездка в гости в Абрамцево в 1888 году.

Здесь он сблизился с Поленовым, Суриковым, Репиным, Серовым, Левитаном, братьями Васнецовыми. Дивная красота этих мест исцеляла и вдохновляла М. В. Нестерова на творчество.

О мастерстве Нестерова заговорила общественность после показа картины «Пустынник» на Семнадцатой передвижной выставке в 1889 году. Успех подстегнул художника к дальнейшей работе. Он едет в Италию, чтобы познакомиться с наследием старых мастеров, и европейская художественная культура произвела на него неизгладимое впечатление. Это была далеко не последняя поездка за границу. Чужие края как бы способствовали задумке картины «Видение отроку Варфоломею».

В 1890 году «Видение отроку Варфоломею» экспонировалось на Восемнадцатой выставке передвижников.

А. В. Прахов, увидев эту картину на выставке, предложил молодому художнику работу над росписями Владимирского собора в древней столице Руси – Киеве.

Киев стал местом проживания художника на долгие двадцать лет. Сюда он возвращался после своих очередных путешествий (в 1893 году Михаил Васильевич посетил Константинополь, Грецию и Италию, в 1895 году – старые русские города, в 1901 году – Соловки, в 1905 году – Париж и Берлин). Здесь прошли его первые годы жизни с женой Екатериной Петровной Васильевой. Нестеров женился на Екатерине Петровне в 1902 году.

В 1910 году художник возвращается в Москву. К тому времени он являлся членом Товарищества передвижных художественных выставок и объединения «Мир искусства». Участие в этих организациях было формальным, так как они не соответствовали личному «направлению» мастера.

В Москве его сразу же избрали в действительные члены Академии художеств.

К 1917 году Михаил Васильевич Нестеров подошел совершенно сложившимся мастером. Оказавшись в новом историческом аспекте после октябрьского переворота, он не изменил себе. В 1918 году художник вместе со своей семьей едет на Кавказ.

С 1920 года Нестеров обосновался в Москве. Здесь главным жанром творчества художника становится жанр портрета, но время от времени он возвращался к любимой теме (во время проживания у Флоренского в 1923 году им были выполнены этюды с изображениями Троице-Сергиевой Лавры).

В 1926 году М. В. Нестеров начинает работать над книгой воспоминаний «Давние дни», которая вышла в свет в 1942 году.

Умер художник 18 октября 1942 года в Боткинской больнице от инсульта, спустя несколько недель после окончания последней картины «Осень в деревне».

«Пустынник» (1888-1889)

«Пустынник» (1888-1889)

Художник М. В. Нестеров был мистически одаренной натурой. Замысел картины возник весной 1887 года. Много времени ушло у художника на поиски модели, а после нахождения натурщика — уговоры позировать. Отец Гордей, которого Нестеров несколько месяцев караулил у Троицы, долго не соглашался и отговаривался, но потом все-таки сдался:

«Ну ладно, нанимай извозчика, поедем, больше часу не мучь только».

Этюду, сделанному с отца Гордея, Нестеров придавал такое же значение, как и окружающему пейзажу.

Во время работы Михаил Васильевич поддался соблазну улучшить «живопись» лица пустынника, но потом долго не мог «вернуть то единственное выражение лица, которое он потерял в поисках живописности:

«Я по нескольку раз в день в продолжение недели писал и стирал, и снова писал и опять стирал голову. Холст мог протереться от моего усердия. Но однажды, измученный, в продолжение дня стирая лицо моего «Пустынника», я к вечеру опять нашел то, что искал и не находил».

Вспоминая работу над образом старца Нестеров писал:

«Он со мной вел беседы, открывал мне таинственный мир пустынножительства, где он, счастливый и довольный, восхищал меня своей простотой, своей угодностью Богу. Тогда он был мне так близок, так любезен».

Перед нами глубокий старец – житель монастырской пустыни (отдаленного уединенного монастыря), идущий ранним утром по берегу северного озера. Маленькая тонкая елочка перекликается своей детской немощностью с немощью старца, смиренно ступающему по тропинке, опираясь на клюку.

Притихшая осенняя природа, окружающая его, проникнута молитвенной красотой. В зеркальной глади озера отражен противоположный пологий берег и серое угрюмое небо. На берегу среди пожухшей травы, обнажающей дальний косогор, темнеют стройные силуэты елей.

Кажется, что в этом «хрустальном» пейзаже живет что-то непостижимое земным зрением и сознанием.

В мире русской природы художник открыл вечное начало Божественной красоты и гармонии.

М. В. Нестеров редко писал летние пейзажи. Ему милее были сквозящие краски осени с обнаженными остовами деревьев, посеребренной от инея травой, стекленеющими, схваченными льдом реками.

Известно, что пейзаж был запечатлен художником в окрестностях Уфы.

В Москве художник робко представил картину на суд друзей. Отзывы о работе обрадовали художника. Левитан выразил особый восторг по поводу пейзажной составляющей картины.

«Пустынник» стал для молодого живописца своего рода «путевкой в жизнь». Его он представил на Семнадцатой выставке передвижников, после которой картину приобрел для своей галереи П. М. Третьяков.

Отец художника радовался этому событию больше всего. Своему сыну он часто говорил полушутя-полусерьезно:

«Пока Третьяков не купит твоей работы для галереи, настоящим живописцем считать тебя не буду».

Васнецов лестно отзывался о картине:

«В самом пустыннике найдена такая теплая и глубокая черточка умиротворенного человека. Вообще картина веет удивительно душевной теплотой»

«Великий постриг» (1898)

«Великий постриг» (1898)

Появлению этой работы предшествовало событие, которое художник с грустью называл «молниеносной любовью». Летом 1897 года на Кавказе он познакомился с одной молодой певицей. Вскоре Нестеров представил свою возлюбленную как будущую жену семейству Н. А. Ярошенко. Спустя несколько месяцев из Тифлиса он получил письмо, в котором молодая девушка призналась ему в том, что не может составить его счастье.

Это полотно могло бы стать кульминацией своеобразного «романа в картинках», где роль главной героини играла бы русская женщина, напоминающая по складу своей души Катерину из произведения А. Н. Островского «Гроза». В виде цикла «роман в картинках» не удался, так как картины, входящие в его состав («За Волгой», «На горах», «В скиту», «Зима в монастыре»), не обладали равными художественными достоинствами.

Определенно в «Великом постриге» читается и завязка, и печальный финал романа.

Перед нами настоящее «бабье царство». Отсутствие мужчин подчеркивает полное отречение героинь от мирских радостей и страстей.

За высокими стенами скита жизнь идет по строгому распорядку. Во взглядах и жестах женщин угадывается смирение и обреченность. Молодые послушницы никого не замечают, отречение от мира для них болезненно. О неуверенном решении принять постриг говорят дрожащие руки, которые их не слушаются.

Слева растет хрупкая сосенка, напоминающая елочку из картины «Пустынник».

«Философы» (С. Н. Булгаков и П. А. Флоренский) (1917)

С. Н. Булгаков говорил об идее картины так:

«Это был, по замыслу художника, не только портрет двух друзей, но и духовное видение эпохи. Оба лица выражали для художника одно и то же постижение, но по-разному, одно из них как видение ужаса, другое же как мира радости, победного преодоления. То было художественное ясновидение двух образов русского апокалипсиса, по сю и по ту сторону земного бытия…»

Двойной портрет, написанный в конце лета 1917 года, стал некой вехой в судьбах мыслителей и в судьбе страны. Жизнь обоих героев после 1917 года сложилась трагично. В 1922 году Булгакова высылают из России на знаменитом «философском пароходе», после чего он оканчивает последние дни на чужбине. Флоренский, арестованный в 1934 году, погибает спустя три года на Соловках.

«Философы (С. Н. Булгаков и П. А. Флоренский) (1917)

Булгаков изображен в «штатской» одежде, что удивляет тех, кто знает его как отца Сергия Булгакова. Дело в том, что священнический сан Булгаков принял в 1918 году и в конце лета 1917 года еще не был «отцом Сергием».

В образ Флоренского вложены неустанная работа мысли и глубокое смирение. В лице, в скорбных жестах, во всей фигуре отца Павла чувствуется напряженное вслушивание в гул надвигающейся эпохи.

Очевидно, что нестеровские герои, идущие опушкой по-осеннему пригорюнившемуся лесу, не ведут между собой разговор. Сказать им нечего, они остались при ощущении, что слова ничего не значат и н на что не влияют перед лицом умеющего свершаться «русского апокалипсиса».

В этой картине представлено три «зримых» действующих лица: Флоренский, Булгаков и пейзаж, который олицетворяет собой «немеркнущую Россию», пребывающую в «сообщении» с горним миром. И есть «незримый», но «ощутительный» персонаж – время.

Портрет О. М. Нестеровой или «Амазонка» (1906)

Портрет О. М. Нестеровой (1906) или «Амазонка» (1906)Портрет написан в Уфе, среди природы, которую художник трепетно любил.

Перед нами остановилось прекрасное мгновение. Художник пишет любимую дочь в светлую пору ее жизни – юной и одухотворенной, такой, какой хотелось ему ее запомнить. Ольга в элегантном темном костюме для верховой езды (амазонке) позирует среди вечерней тишины заката, на фоне зеркальной реки.

Ольга Михайловна Нестерова (в замужестве Шретер) вспоминала о создании портрета:

«Сама мысль о портрете в амазонке пришла отцу, когда я как-то, сойдя с лошади, остановилась в этой позе. Он воскликнул: «Стой, не двигайся, вот так тебя и напишу». Отец работал с большим увлечением. В начале сеанса оживленно разговаривал, часто справляясь, не устала ли я, не хочу ли отдохнуть. Но постепенно разговор стихал, работа шла сосредоточенно, молча, об усталости натуры уже не справлялся. И только когда я начинала бледнеть от утомления и этим, очевидно, ему мешала, он спохватывался: «Ты почему такая бледная? Ну, ну, еще несколько минут, сейчас кончу». И снова все забывал в своем творческом порыве».

Портрет академика И. П. Павлова (1935)

Портрет академика И. П. Павлова (1935)

В своей книге, посвященной художнику, театровед и филолог С. Н. Дурылин писал о нестеровском портретном творчестве 1920-1930 годов так:

«Он бодро, упорно, увлеченно работал теперь над портретом. Он жил творчески этой работой, он молодел в ней и над нею. Теперь хронология его художественной жизни уже определялась датами новых портретов. Он теперь не мог не быть портретистом: он кончал один портретный холст, а его тянуло к другому. Еще не окончен был другой, как он думал уже о третьем. Когда по окончании портрета не находилось поблизости натуры, которая увлекала бы к следующему портрету, Михаил Васильевич, случалось, говаривал мне: «Посватайте мне кого-нибудь для портрета. Руки чешутся пописать еще». «Сватать» ему кого бы то ни было (разумеется, из людей, ему хорошо знакомых) было очень трудно. «Отводы» сватываемых» были многочисленны, но, если в конце концов натура приходилась по душе художнику, он точно молодел».

Художник Нестеров писал русского ученого И. П. Павлова дважды — в 1930 и в 1935 годах. До встречи с ученым художник не считал его подходящей моделью. Знакомство с академиком развеяло все сомнения. Нестеров вспоминал:

«Я был сразу же им покорен, покорен навсегда. Этот старик был «сам по себе», и это было настолько чарующе, что я позабыл о том, что я не портретист, во мне исчез страх перед неудачей, проснулся художник, заглушивший все, осталась лишь неутолимая жажда написать этого дивного старика».

Любопытно, что отношения между портретистом и портретируемым сразу же после первой встречи переросли из деловых в дружеские.

Так вышло, что этот портрет стал ярчайшим примером удачного нахождения модели.

Академик И. П. Павлов изображен на фоне огромного окна, за которым открывается красивый пейзаж с далеким горизонтом. Выбранный художником фон наполняет всю композицию светом и воздухом.

Комнатный цветок под взглядом ученого превращается в объект пристального исследования. Жилистые руки великого человека, сделавшего за свою жизнь немало открытий, повлиявших на многие науки, вызывают чувство благодарности.

Серьезный и задумчивый вид ученого говорит о его научных размышлениях. Автор подчеркивает в своем герое то, что несмотря на преклонный возраст, он остается глубоким мыслителем и блестящим экспериментатором. Так и хочется повторить любимую поговорку И. П. Павлова:

«Если нет в голове идей, то не увидишь и фактов».

«Видение отроку Варфоломею» (1889-1890)

Замысел этого великого произведения возник у художника в Абрамцеве, в местах, овеянных памятью о жизни и духовном подвиге Сергия Радонежского. В житии Сергия (до принятия пострига его звали Варфоломей) повествуется, что в детстве он был пастухом. Однажды Варфоломею, посланному отцом в поле за пропавшими лошадьми, явился ангел, принявший вид таинственного монаха. Монах благословил отрока и спросил его, чего бы он хотел. Мальчик, подвергавшийся насмешкам из-за того, что не умеет читать, ответил:

«Всей душой я желаю научиться грамоте, отче святой, помолись за меня Богу, чтобы Он помог мне познать грамоту».

Монах исполнил просьбу. В ознаменовании исполнения просьбы он дал отроку частицу просфоры (на картине инок держит в руках просфору из серебряного ковчежца) и предсказал ему судьбу великого подвижника, устроителя монастырей.

Нестеров с трудом нашел модель для отрока Варфоломея. Художнику было важно найти подходящее лицо, чтобы  при взгляде на него зритель сразу угадал бы в нём тот «сосуд избранный», которым святой был от самого рождения. Нестеров нашел натуру случайно на деревенской улице. Это была хрупкая, болезненная девочка с широко открытыми глазами и «скорбно дышащим ртом». С этой девочки и был написан отрок Варфоломей.

В картине будто встречаются два мира. Хрупкий мальчик застыл в благоговении перед монахом, лица которого мы не видим. Над его головой сияет нимб – символ принадлежности к иному миру. Он протягивает мальчику ковчег, похожий на модель храма, предугадывая его будущий путь.

Самое замечательное в картине – пейзаж, в котором художник собрал все самые типичные черты русской равнины.

Пейзаж написан в краях, родных для Сергия Радонежского. Художник любил древний Радонеж. Речка, вьющаяся слева, представляет собой радонежскую Пажу.

Каждая травинка написана так, что чувствуется нестеровский восторг перед красотой Божьего творения.

Деревянная церковь с голубыми маковками является неотъемлемой частью этого величественного и умиротворяющего пейзажа.

А. Бенуа писал о картине:

«Кажется, точно воздух заволочен густым воскресным благовестом, точно над этой долиной струится дивное пасхальное пение».

Это нужно знать

Один из самых чтимых в русском народе святых, преподобный Сергий Радонежский в жизни художника присутствовал с самого детства. Нестеров вспоминал о том, как он, будучи совсем маленьким, чуть было не умер. Были испробованы все средства, «пока однажды не показалось матери, что я вовсе отдал Богу душу. Меня обрядили, положили под образ. На грудь положили небольшой образок святителя Тихона Задонского. Мать молилась…» Тем временем кто-то из домашних поехал заказывать могилу, но мальчик неожиданно очнулся. «Мать радостно поблагодарила Бога, приписав мое воскрешение заступничеству Тихона Задонского, который, как и Сергий Радонежский, пользовался у нас в семье особой любовью и почитанием. Оба угодника были нам близки, входили, так сказать, в обиход нашей духовной жизни.

Это признание говорит о том, что «фундамент» отношения к преподобному Сергию был заложен в душу художника в самом нежном возрасте. Работая над картиной, Нестеров изучал житийные и летописные свидетельства, переосмысливая образ Сергия. Сергий Радонежский изображен в работе еще не святым, а отроком Варфоломеем.

Это интересно

Еще до открытия Восемнадцатой передвижной выставки среди современников художника картина «Видение отроку Варфоломею» вызвала бурю негодования. Рьяно судили «Варфоломея» «правоверные передвижники» В. Стасов, Д. Григорович, Г. Мясоедов, А. Суворин. Они даже пытались отговорить П. М. Третьякова от приобретения картины. Стасов утверждал:

«Картина эта попала на выставку по недоразумению, ей на выставке Товарищества не место… Вредный мистицизм, отсутствие реального, этот нелепый круг (нимб) вокруг головы старика…»

Третьяков, выслушав критика, всё же купил полотно. К счастью для русского искусства, самый известный отечественный коллекционер отличался независимостью суждений.

Из воспоминаний М. В. Нестерова:

«Судили картину страшным судом. Они все четверо признали её вредной, даже опасной в том смысле, что она подрывает те «рационалистические устои», которые с таким трудом укреплялись правоверными передвижниками много лет, что зло нужно вырвать с корнем и сделать это теперь же, пока не поздно».

Михаил Васильевич спокойно относился к нападкам на картину, понимая, что «Видение отроку Варфоломею» является главным трудом всей его жизни. Позже он не раз говорил:

«Жить буду не я. Жить будет «Отрок Варфоломей». Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он ещё будет что-то говорить людям – значит, он живой, значит, жив и я».

Творческий путь художника

Михаил Васильевич Нестеров очень рано увлекся красками. Его работы высоко оценивались учителем рисования уфимской гимназии, где он учился с десяти лет. В московском реальном училище К. П. Воскресенского Михаил достаточно скоро стал «признанным рисовальщиком», что не пошло ему на пользу: отдавшись любимому увлечению и шалостям, он отстал по «серьезным» предметам и остался на второй год.

В 1875 году училище посетил инспектор МУЖВЗ К. А. Трутовский, заметивший особые способности юного художника и убедивший директора училища в том, что на «этого ученика надо обратить особое внимание и готовить его на иной путь». Это событие, по словам Нестерова, имело «для моей судьбы большое значение». После этого визита мальчику были куплены масляные краски.

Следующей осенью отец художника Василий Иванович Нестеров, посоветовавшись с К. П. Воскресенским, отправляет сына в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. После успешных вступительных экзаменов Нестерова принимают в «головной класс». Однако он занимался усердно только поначалу, а спустя несколько месяцев «ударился» в «удалую жизнь», подружившись с более старшими соучениками. Пострадала учеба и в натуральный класс Михаила долго не переводили, хотя и замечали его способности. Любимым учителем Нестерова в МУЖВЗ был В. Г. Перов.

По воспоминаниям Нестерова он «не был сильным рисовальщиком и при всем желании помогал нам мало. Не давались ему и краски: он сам искал их и не находил. Сила его как художника была не в форме как таковой, и не в красках… И мы инстинктом понимали, что можно ждать, чего желать и что получить от Перова, и за малым исключением мирились с эти, питаясь обильно лучшими дарами своего учителя… И он дары эти буквально расточал нам, отдавал нам всю свою великую душу, свой огромный опыт житейского наблюдателя жизни, его горечей, страстей и уродливостей».

На четвертом году учебы Нестеров из-за болезни появлялся на занятиях все реже и реже. Ему казалось, что в училище ничего нового он больше не получит, а среди однокашников ходили слухи о «ласково принятом» в Петербургскую Академию Рябушкине.

Нестеров и его однокашники обратились за советом к «мэтру», Перову. Вот как об этом он писал:

«Пошел и я к нему. Перов нас не поощрял, говорил, что ехать нам рано, говорил, что Академия нам не даст того, что мы ожидаем. Мы советы выслушали, но про себя решили в следующую осень уехать».

В самом деле Академия Нестерову не дала того, чего он ждал. Он не понял метода петербургских педагогов и скучал в строгих классах Академии среди казенных мундиров профессоров. Растерянность овладевала Нестеровым, но он «продолжал ходить в классы, писать плохие этюды и рисовать такие же рисунки».

Со второго года обучения Михаил Васильевич копировал полотна старых мастеров в Эрмитаже и все меньше времени проводил в Академии. Его тянуло в Москву, «русскость» которой он глубоко почувствовал в «полуиностранном» Петербурге. Неудачливый студент планировал побег в родное училище, но его наставник Перов доживал последние дни своей жизни в подмосковных Кузьминках и без него возвращаться в училище не было смысла.

После летних каникул студент продолжил учебу в Академии, точнее продолжил занятия в Эрмитаже.

Копируя «Мадонну» Ван Дейка, он обратил на себя внимание «господина с министерской походкой». Этим господином был И. Н. Крамской. Познакомившись ближе, Крамской пригласил Нестерова к себе. Визиты к мастеру шли на пользу начинающему художнику. Крамской убедил Нестерова возвращаться в Москву и окончить училище.

Все знания, усвоенные молодым человеком в училище и Академии (от «мэтра» Перова, от рисовальщиков Евграфа Сорокина и Павла Чистякова), дали плоды впоследствии, после перехода к самостоятельной работе.

Нестерову предстояло найти собственную тему, свой стиль, без которого не может состояться крупный живописец.

Считая себя учеником Перова, он долго не мог обрести собственный стиль и несколько лет работал в русле жанровой живописи, привычной для передвижников.

Ранние работы художника «Старый да малый» (1887), «В Уфе» (1884) (среди них много эскизов) принято называть «Досергиевскими». Они несомненно говорят о его таланте, но все же выдают в художнике ученика, не нашедшего своего собственного пути.

К первым работам «Сергиевского цикла» относятся «Видение отроку Варфоломею» (1889-1890) и картины, созданные до «Пустынника» (1888-1889).

Душевные муки после смерти жены подвигли его к напряженной работе, выбору собственного подхода.

Нестеровское искусство – это, прежде всего, картины, объединенные темой «Святая Русь». По этим полотнам его узнавали и отличали от других художников-современников. Иногда были и неудачи, когда мастер утрачивал в своих работах бдительность, поддаваясь соблазну излишнего обобщения. Однако он всегда оценивал свои картины по достоинству, не огорчался на критику. Похвалы в адрес «постылых» картин не расхолаживали художника. Он обладал внутренним мерилом, благодаря чему безошибочно определял ценность своих полотен. Это мерило ему не изменило при создании портретной галереи эпохи. А началом этой галереи стал двойной портрет «Философы», написанный в 1917 году.

Работы для заработка были для художника мукой. С 1885 до 1895 год Нестеров сотрудничал с разными изданиями в качестве иллюстратора, хотя эта работа не приносила ему удовольствия. Возвращаясь от нелюбимого дела к мольберту, он писал с удвоенным рвением, которое окупалось рождением бесспорных шедевров.

Переход мастера от «допортретного» творчества к «портретному» был обусловлен внутренними и внешними причинами. После революции тема «Святой Руси» не только утратила свою актуальность, но и стала невозможной. Художник чувствовал, что монахи, скрывающиеся в тиши северных лесов, выглядели бы фальшиво. Та Русь, которую он видел в 1890 году, закрывалась завесой истории. В ней не было места Сергию Радонежскому. Произошла смена от Руси созидателей, трудников и молитвенников к России деятелей. Переход к портретному жанру оказался с одной стороны попыткой быть созвучным эпохе, с другой – нежелание втискивать созидателей в новые исторические рамки.

Жанр портрета

До 1917 года художник редко писал портреты. Моделями его портретов становились самые близкие люди. Членов своей семьи он писал даже в поздние годы, например, «Девушка у пруда» (1923) — портрет Н. М. Нестеровой.

«Девушка у пруда» (1923)

Портретный жанр довольно органично вошел в творчество Нестерова. Это было связано с особым отношением художника к портретируемым. Почти все его модели можно отнести к категории «замечательных людей». Их образы эмоциональны, просты и в то же время идеализированы. Идеализация заметна в том, какой фон художник выбирает для портретируемого. В «Портрете философа И. А. Ильина» (1921-1922) фоном становятся любимые автором «просторы». В этом ключе художник интерпретировал и образ святого Сергия, так как видел в нем «одного из самых замечательных людей земли Русской».

«Портрет философа И. А. Ильина» (1921-1922)

В 1940 году Нестеров написал портрет В. И. Мухиной. Она невероятно интересовала художника как модель. Нестеров говорил:

«Как принялась над глиной орудовать – вся переменилась. «Э! – думаю. – Так вот ты какая!» Так и нападает на глину: там ударит, здесь ущипнет, тут поколотит. Лицо горит. Не попадайся под руку: зашибет! Такой-то ты мне и нужна».

портрет В. И. Мухиной

Скульптору большого таланта и темперамента Вере Игнатьевне Мухиной к моменту создания портрета было пятьдесят лет.

Это интересно

Нестеров любил русскую природу и видел в ней воплощение уклада русской жизни, русской души. Об огромной любви к природе говорят слова художника:

«Вот русская речка, вот церковь. Все свое, родное, милое. Ах, как всегда любил я нашу убогую, бестолковую и великую страну, родину нашу!»

На склоне лет, делая зарисовки в альбоме С. Н. Дурылина (тихая заводь большой реки, осенний день, тонкие деревца над водою и неизменная «нестеровская» девушка на берегу), он написал:

«В художестве, в темах своих картин, в их настроениях, в ландшафтах и образах я находил «тихую заводь», где отдыхал сам и. быть может, давал отдых тем, кто его искал. Беспокойный человек думал найти покой в своих картинах, столь не похожих на него самого».

Церковная живопись

Нестеров изучал росписи и мозаики древних русских, византийских, итальянских храмов.

Увлечение церковными росписями началось со знакомства с работами Виктора Васнецова во Владимирском соборе. Первоначально нестеровские фрески напоминали работы Васнецова. Долгое время Нестеров работал над колоритом, искал свой стиль, но все чаще приходило к нему осознание того, что церковные росписи – не его жанр. Впоследствии художник писал:

«Все более и более приходил я к убеждению, что стены храмов мне не подвластны. Свойственное мне, быть может, пантеистическое религиозное ощущение на стенах храмов, более того, в образах иконостасов для меня неосуществимо. Решение отказаться от церковной живописи медленно созревало».

Михаила Васильевича Нестерова называют живописцем «Святой Руси», страны странников, богомольцев, монахов, юродивых и святых. Его первые работы в этом направлении вызывали непонимание даже среди собратьев-художников. Н. Ге судил Нестерова с толстовских позиций. Однако на защиту шли Суриков, Васнецов, Поленов, Куинджи и даже Ярошенко, создавший эпохальные для передвижничества картины «Студент», «Всюду жизнь», «Курсистка». Ярошенко отставал право Нестерова на собственный голос в искусстве, видя в нем честного и подлинно народного художника.

Никакие обвинения и нападки не могли затмить талант замечательного русского живописца Михаила Васильевича Нестерова. И какой бы трагичной не была его личная жизнь, он не только выжил вопреки всем невзгодам, но и внес достойный вклад в развитие русской культуры конца XIX — начала XX века.

Уважаемый читатель! Этот пост посвящен замечательному художнику с особым взглядом на жизнь и человека. Многие картины имеют некий подтекст, который будет понятен только после знакомства с биографией художника. Пост адресован старшеклассникам, родителям  и педагогам. Очень надеюсь, что знакомство с жизнью и творчеством М. В. Нестерова напомнит вам о предназначении человека, его силе духа и победы над собой.


 

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Мельница
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

loading...